[steshine]

Стэш-тян хитрая, как китаец из Маньжурии: с заявками не вышло, но зато одна из них, а именно - заявка Хэлли заставила вспомнить одну идею, которая уже зародилась давно, но никак не могла реализоваться... Хэлли, да, это совсем не то, но все же лучше, чем ничего, ведь так?)

Название: Мир и его Часть. *у меня с этим туго, так что выдвигайте свои предложения*
Автор: Stesh…
Бета: Элен-сан
Пейринг: Пейн/Конан
Тип: Тщательно замаскированный гет
Жанр: Ангст
Рейтинг: PG-15
Предупреждения: 1)У автора корчи мозга последней стадии. 2)Читайте предупреждение «1», прежде чем решаться читать сам фанфик. 3)Элен! Я тебя люблю!
Дисклеймер: Все права принадлежат Масаси Кишимото (да простит меня Великий)
От беты: Скажу сразу, такой эээ…*косится на тип пейринга* «тщательно замаскированный гет» я обычно не читаю. Но этот фик шикарен тем, что даже я не могла оторваться до конца. А еще очень оригинальное исполнения этого пейринга. Честно)
P.S. от беты: Ликуем, товарищи, к нам возвращается Стэш!))

Посвящается Хэлли

В огромной пустой комнате можно отчетливо услышать каждый вдох. Особенно, если ее стены и пол полностью выложены холодным камнем. На грубых плитах, между которыми были огромные щели, отчетливо виднелось множество глубоких трещин – свидетелей их возраста и наплевательского отношения к ним хозяев. Темно-зеленая плесень, выползая из своего тесного укрытия в сырых впадинах стены, обволакивала полуразрушившиеся тупые края камней, грозясь вскоре захватить их целиком. Единственное, что пыталось придать помещению хоть какой-либо уют, даже, несмотря на то, что все усилия были напрасны – слабое потрескивание огонька в камине. Пламя было слишком мало для такого монументального и, казалось бы, никчемного сооружения - ведь им толком все равно не пользовались – и поэтому не дарило даже смутного ощущения тепла и гостеприимства. Впрочем, разводить его была лишь привычка, а не реальная потребность в тепле. Голые же стены, голый потолок и такой же пол словно кричали: «Лучше убирайтесь отсюда!». Но женщина, повернувшаяся к комнате спиной, ничего этого не замечала – наверное, просто не желала – а потому продолжала неподвижно стоять, положа руку на массивной стол и глядя в окно.
Ее спине было холодно, еще больший озноб брал от ледяного воздуха, веющего от стекла и сковывающего лицо. Однако Конан даже и не думала отойти от него. Она смотрела на дождь. На крупные капли, бьющиеся в окно, будто пытающиеся до нее добраться, но каждый раз они встречались с непреодолимой преградой. Мерный стук иногда становился громче, когда порыв ветра заставлял дождь проситься внутрь с удвоенной силой. Девушка оперлась лбом о стекло, чувствуя, как студеная поверхность принялась жадно забирать крохотные остатки еще сохранившегося в ней тепла. Ну и пусть. Для кого они нужны?
Она повернула голову, потом чуть наклонила, прильнула к стеклу сначала ухом, а затем и щекой. Барабанная дробь стала еще сильнее. Конан закрыла глаза. Она будто пыталась представить себя дождем, раствориться в нем. Почувствовать себя частью чего-либо, где она была нужна. Действительно нужна. Темной тучей, молнией или хотя бы просто каплей. Частью единого целого, незаменимой, той, без которой гроза уже не смогла бы существовать. Или, по крайней мере, была бы неполной. Куноичи глубоко дышала, при каждом выдохе гладкую поверхность покрывала легкая туманная пленка. На лицо падали отсветы беспрестанных молний, отражавшихся от воды, которая залила все стекло. В этих бликах лицо Конан выглядело даже бледнее обычного. От холода и игры света губы приобрели темно-лиловый оттенок, волосы казались почти черными. Девушка подняла руку, придерживая длинный рукав кончиками пальцев так, что были видны только они. Она прислонила кисть к стеклу и аккуратно разомкнула неплотно сжатый кулак – широкий рукав моментально открыл все предплечье. Тоненькое, с едва заметно проступающими бледно-голубыми венками, будто прозрачное, и дрожащее. Ладонью дотронулась до так манящей ее поверхности. Провела по ней вниз, каким-то чудесным образом угадывая и повторяя пальцами движения скатывающихся капель. Вот еще одна крохотная частица воды заскользила по окну. Только уже со внутренней стороны.
Слезы текли из-под закрытых глаз. Соленые и горячие, в отличие от тех, что были снаружи. Куноичи отчаянно пыталась их удержать, но даже плотно закрытые веки не помогли. Намокшие ресницы слиплись друг с другом и спокойно позволяли слезам каплями собираться на них, прежде чем упасть на щеку и протиснуться между ней и прозрачной преградой, спасавшей ее от дождя. Из-за воды щека прилипала к стеклу, а девушке становилось все холоднее.
Она с трудом открыла глаза, чтобы мутным взором суметь разглядеть трясущуюся руку, уже, казалось, царапавшую окно.
За непрекращающимся стуком она не сразу смогла различить какие-то звуки за спиной. И то было вовсе не жалкое потрескивание костра.
Пришел Он.
Девушка вздрогнула всем телом: испугалась. Пришел в то время, когда она ревела. Конан моментально откинула голову назад, опустила руку, сжала кулак, выпрямилась. Сделала все, чтобы выглядеть как обычно. Все, но только не обернулась: в глазах все еще блестели слезы. А Ангел не смеет плакать перед Богом. Не смеет отвлекать на свои проблемы. Не смеет заставить усомниться в себе. Не смеет показать слабость. Не смеет.
Конан продолжала стоять, мысленно проклиная себя за то, что на секунду позволила ничтожным эмоциям взять над собой верх. Когда эти проклятые слезы уже высохнут? Когда пройдет краснота глаз? Когда? Скорей бы.
К ее удивлению человек за спиной не торопил – лишь молча и терпеливо ждал. От этого ей становилось еще хуже. Разочарован? Она подвела? Он больше не может рассчитывать на нее? Или что же? Почему он все еще молчит? Ушел? Нет, куноичи прекрасно знала, что он все еще был здесь. Слышала еле уловимые шаги, тихий шелест плаща, даже повороты головы и медленное расстегивание верхней пуговицы, чтобы дышать было легче хоть чуть-чуть.
Она боялась. До помутнения рассудка. До лихорадочного перебирания одних и тех же мыслей. До фантазирования все новых и каждый раз более ужасных финалов. Да, пока что он ее не бросил, а такое терпеливое ожидание должно было лишь поднимать настроение в предвкушении чего-то так давно желанного, ведь это повторялось уже не один и даже не два раза, и куноичи превосходно знала, что обычно за этим следовало. Сейчас она прекрасно понимала, что шаги были мягче, чем обычно, дыхание тише, а запах… Он был просто другим. Конан обязана была доверять, верить. Тусклый лучик надежды уже давным-давно должен был превратиться в яркое свечение – и так бы случилось, девушка бы позволила. Обязательно. Если бы не боялась. А неумолимый страх продолжал медленно расползаться внутри… и потому она не верила. Каждый день, час, минуту. Особенно во время их встреч она боялась, что надоела. И Бог скажет, что уже не нуждается в своем Ангеле. Он стал слишком велик для жалкого крылатого создания, ведь сам Бог уже давно может летать и без помощи крыльев.
А молчание все продолжалось, и с каждой секундой в Конан все крепнул внутренний стержень, подпитываемый и закаляемый все тем же леденящим кровь чувством. Благодаря ему она сможет не сломаться, даже если сбудутся ее самые страшные кошмары. Во всяком случае, не сломается в первую же секунду.
Наконец она собралась.
И обернулась.
На одинаковом расстоянии от огромного входного проема и Конан, прямо в слабом желтоватом пятне, отбрасываемым затухающим пламенем, стояла женщина. Ее черты были столь знакомы…
- Конан? – хриплый от холода шепот, но, тем не менее, она расстегнула еще одну пуговицу воротника, будто ее дыханию и голосовым связкам мешал именно он.
Куноичи не шелохнулась, лишь сильнее сжала кулаки.
- Ты выглядишь такой измученной, - продолжало одно из тел Нагато, делая шаг вперед, - Напуганной…
Последнее слово отдалось глухим эхом, перед тем как было проглочено тишиной.
Конан судорожно вдыхала обжигающий горло воздух. Она прикрыла глаза, будто стараясь отстраниться от этого места. Женщина все еще не верила. Дрожала перед возможностью предательства, хоть и прекрасно знала, что Бог – ее Бог – не мог с ней этого сделать, но все же… Вдруг она окажется настолько ничтожной. И тот жалкий стержень, который она до сих пор продолжала выстраивать внутри себя, помог бы лишь в первое мгновение. Дальше он бы неизменно разрушился, а вслед за ним по частям рассыпалась бы и сама Конан. Она не могла существовать вне своего целого, вне своего мира. Тогда, как мир без нее мог. И за это девушка презирала себя.
Что-то теплое проскользнуло по ее запястью – куноичи вздрогнула. Когда тело успело настолько приблизиться к ней? В темных гипнотизирующих глазах ничего нельзя было разобрать. Впрочем, как всегда. Одна из тех вещей, которой Ангел так старательно пытался научиться, но так и не смог. Лицо не выражало никаких эмоций – тоже неудивительно, но что-то в рыжей девушке все-таки согревало. Наверное, то были горячие ладони, взявшие Конан за обе руки и потянувшие к себе. И снова запах. Запах не тех пяти тел, который она привыкла вдыхать. А настоящий. Самого Нагато. Почему-то именно от этой, Второй, веяло той же терпкостью.
Она уже не помнила, когда видела его в последний раз. Настоящего. Живого. Управляющим собственным телом, испытывающим собственные чувства. Ту куклу. Нет, не куклу – Бога, слишком занятого подчиненными, чтобы позволять сознанию находиться лишь в изначальной природной оболочке, Конан доводилось встречать. Он запрещал приходить, дотрагиваться до горячей шеи, рук, проводить пальцами по закрытым векам просто для того, чтобы ощутить его кожу, дрожащие яблоки глаз, удостовериться, что Нагато все еще был Нагато, а не Пейном, но она все равно это делала. Пожалуй, эта была самая большая из многочисленных слабостей, но в отличие от остальных куноичи даже не пыталась с ней бороться – бесполезно… И именно за это заслуживала наибольшего презрения. Он не мог почувствовать то, как девушка вдыхала запах волос, целовала нешевелившиеся пересохшие губы, трогала выпиравшие, как у паука, суставы, гладила костлявую грудь, считая ребра, а если и мог, то совсем призрачно, потому что в такие моменты акцентировал внимание на получение данных об уровнях чакры или же сосредотачивался на поглощении ниндзюцсу противника и определении его природы. Ведь Лидер был занят сотворением мира и просто не мог тратить время на ту, которая была готова принять этот мир. Любым. Пусть он даже будет уродливым подобием первоначального. Но шиноби все равно догадывался, что Конан приходила.
Вторая запустила ладонь под расстегнутый воротник, обжигая острую ключицу и проводя по дрожащему плечу.

***
- Пейн, доставили новое тело.
- Да, и какое оно? – в глазах нет интереса, но вопрос все же раздается.
- Это женщина, - как можно более короткий ответ.
Лидер подошел к столу, на котором в черном, еще блестящем от невысохших капель чехле лежало тело.
- Тебя что-то смущает?
Девушка растерялась, пару секунд помолчала, чтобы потом тихо, но четко произнести:
- Ведь остальные были мужчинами.
- Ничего, - разговор закончен, он отвернулся, чтобы уйти, но, сделав пару шагов, остановился. Неуверенная радость в душе Конан – останется? Уделит еще немного времени? Но вместо этого неожиданный и так серьезно заданный вопрос: - Хочешь, она будет твоей?
Конан не хотела, но ведь то был лишь риторический вопрос. Не хотела потому, что не знала, что означает «твоя». Через несколько дней обновленная Вторая, как называл девушку Пейн, пришла к ней.
А потом приходила еще.

***
Когда-то – куноичи не была уверена, когда именно, но точно знала, что когда-то давно – она испытывала к оболочке, которая сейчас ее медленно раздевала, лишь отвращение.
Пейн раздевал ее редко – то было одно из самых нужных тел. Сам Нагато – один единственный раз. Первый. Именно тогда Конан запомнила голос, которым он стонал, запомнила дрожь и мягкие нежные движения. Запомнила, как он дышал ей в волосы, как смял белый бумажный цветок и откинул его в сторону. Запомнила каждое прошептанное слово – грезы о будущем мироздании. Нагато был слаб уже тогда, она слышала, как билось его сердце. Слишком быстро. Запомнила ужас, когда он неожиданно замер не в силах больше пошевелиться – в тот раз его сердце чуть не остановилось.
Когда он был в обличии Пейна, это случалось грубо, резко, порывисто. И было больно. Нестерпимо больно потому, что в такие моменты она прежде всего спала с Яхико. А потому Конан благодарила своего Бога за то, что Лидер был так часто нужен, и у Первого Тела оставалось все меньше времени на нее.
Еще Нагато любил использовать Пятое. Она не знала почему. Возможно, доводя ее до пика, он получал наслаждение еще и оттого, что по каплям высасывал из нее чакру. В конце куноичи уже не могла даже стонать, просто жмурила глаза и приоткрывала рот, стараясь проглотить воздух. Она задыхалась и потом еще долго не могла придти в себя, корчась от истощения и наслаждения на полу, царапая каменные плиты. В такие моменты она была более счастлива, чем когда-либо, потому что видела улыбку, показывавшуюся на вспотевшем лице Тела, слышала звуки, которые оно издавало, а затем, когда все заканчивалось, наблюдала, как оно уходит, став в два раза сильнее. Она была счастлива, так как понимала, что была нужна. В такие моменты она делала хорошо Нагато. Что же испытывала сама – неважно.
Она даже соглашалась терпеть женщину, которая сейчас обходила ее кругом, ногтями впиваясь в шею и заставляя заводить лопатки назад и прогибаться. Терпеть. Да, именно так.
Но это слово можно было употребить лишь в самом начале. Затем же пришло другое. Ждать. Чтобы придти к этому, Конан было необходимо понять Нагато. Сначала думала, что он просто блаженствует от зрелища, а они всего-навсего играли свои тщательно продуманные роли. Разумеется, под его руководством. Затем увидела закономерность. Только, когда действительно плохо, только, когда находилась на грани, только, когда крылья становились слишком слабыми, чтобы удержать…
А еще были слова – вопросы. Оно спрашивало, это тело, оно интересовалось.
Плащ соскользнул с плеч, обнажая спину и грудь. Острые ногти проследили ярко выделяющийся позвоночник; почти сразу четыре линии, проведенные вдоль него, покраснели.
- Тебе хорошо? – дыхание в поясницу.
Девушка запрокинула голову назад, чтобы еще раз набрать воздух в сцепленные спазмом легкие.
- Да, - маленький клубок пара отделился от лилового рта.
Вторая очертила изгиб талии – на белой коже образовались мурашки. Темные соски, выделявшиеся на мраморной груди – Тело дотронулось и до них. Сегодня главным было доставить удовольствие этой женщине. Нужной женщине. Конан сильнее прижалась спиной ко Второй.
Она же легко надавила на бедра, которые все еще скрывал подол плаща, куноичи, повинуясь, сделала несколько шагов вперед, в небольшое пятно света от камина.
- Ноги… - единственное слово, выдавленное с трудом. Только от него Тело опустилось на колени, сдернуло с Конан плащ. Ладони обвели бедра. Девушка по очереди подняла ноги, чтобы Вторая сняла сандалии. Ступни коснулись промерзшего камня, новая волна дрожи пробежала по ее телу. Снизу вверх в синие глаза посмотрел Ринненган. Мгновение в нерешительности, прежде чем упасть на локти и начать обжигающим языком водить вдоль стоп и пальцев на ногах, чтобы согреть. Затем выше – щиколотки. Леденящие кожу прикосновения металлических шипов, а затем горячие губы, поднимающиеся вдоль голени.
Сегодня все, что угодно. Сегодня главное – заставить Конан поверить. Создать для нее целый мир, центром которого будет она одна. Пусть ненастоящий, пусть недолговечный, но он был просто необходим. А для этого можно изодрать и колени.
Ангел любила минуты, которые проводила со Второй, потому что, когда они длились, самым важным для Нагато было доставить ей удовольствие. И почему-то он считал, что лишь, когда делал это в обличии женщины, девушка, которая являлась частью его мира – уже не иллюзорного, а правдивого – могла действительно поверить в искренность. Ведь он все еще оставался мужчиной и не мог воспринимать наслаждение, которое было подвластно Конан. Значит, так она скорее убедится.
А потому – на колени и каждый сантиметр исцелованного тела.
Он был готов доказывать, что Конан необходима, сколько потребуется. Снова и снова, но, разумеется, только когда на это было время.
А потому – нежный шепот на ухо и множество обещаний.
Он – целый мир. Она же лишь малая часть. Но без нее мир уже будет неполон.
А потому – крепко обнятые ноги и прижатая к бедрам щека.
Главное – не позволить уйти.

Конец.
11.11.09
23:00